Генеральная тенденция путинской эпохи (справедливей было бы назвать ее постсоветской в целом, поскольку Ельцина все сказанное тоже касается) состоит в упрощении. Это нормальная, хотя и печальная стадия в развитии любого режима, который возрождается на руинах. Россия двадцатых была убийственно примитивна по сравнению с Россией десятых, и даже петровская Россия — ориентированная как раз на интеллектуальный рывок — была, вероятно, примитивна на вкус адептов Руси допетровской, по-своему сложной и тонко организованной. Революция, даже когда она делается сверху (как почти всегда в России), не может не вызвать решительного отката назад — что в культуре, что в науке, что в морали. Всякая революция наряду с социальной мобильностью раскрепощает дикость и зверство. Революции немыслимы без деградации. В этом смысле путинская эпоха отличается от ельцинской только тем, что она и вертикальную мобильность упразднила, а опорой своей провозгласила самые агрессивные, тупые и безнравственные силы. Исчерпывающее представление о них дает список доверенных лиц Путина.
Главный вектор борьбы с путинизмом состоит, таким образом, в посильном противостоянии этой генеральной тенденции — антиинтеллектуализму. Россия сегодня обречена на возвращение уваровской триады в редуцированном и обедненном виде: нам никуда не деться от нарастающей ксенофобской риторики, от внешнеполитической авантюры, в которую режим на волне этой риторики неизбежно втянется, и от активизации «нижнетагильского дискурса» — то есть от противопоставления интеллектуалов истинным гражданам, подлинным патриотам, чей патриотизм выражается главным образом в злобном малоумии. Единственной нормальной реакцией на это — позволяющей остановить деградацию и отвоевать у власти максимальное пространство для нормальной жизни — будет мощный просветительский проект.
Сегодня власти наиболее убедительно противостоит любой, кто хорошо пишет, снимает, думает, исследует, просвещает; любой честный профессионал; любой хороший учитель и умный родитель. Задача состоит не в том, чтобы опрокинуть путинскую власть, а в том, чтобы оставить ее без ресурса. Сотрудничество с ней в любой форме должно быть признано позорным. Не только вступать в ее правящую партию, но участвовать в работе ее телеканалов, ее СМИ, программах ее пропагандистов, таких как Соловьев или Минаев, должно стать абсолютным табу для интеллектуала. В этом смысле нечего добавить к программе-минимум советского инакомыслия — статье Солженицына «Жить не по лжи».
Власть в России должна пасть не в результате очередной революции или иного всероссийского кризиса — страна может этого и не выдержать, — но именно в результате строительства альтернативы. Ровно так же в свое время Индия ушла из-под Англии — не победив в прямой борьбе, но просто научившись самодостаточному существованию. (В последнее время слово «альтернатива» вообще стало модным — вот его и Явлинский подхватил; впрочем, на авторство этой программы я не претендую — она носится в воздухе.) Игнорирование власти, ее бойкот, неучастие в ее проектах — всего этого совершенно достаточно (при условии, разумеется, что параллельно народ будет самоорганизовываться, чем он занят уже и сейчас). Протестные акции этой зимы были не логическим продолжением этого альтернативного развития, а скорее его эксцессом: просто людям не понравилась очень уж наглая перестановка 24 сентября, да и думские выборы проводились с исключительной наглостью. Но постоянная протестная активность должна трансформироваться в сеть непрерывных мелких акций по всей стране, в череду постоянных болезненных уколов. Говорить о возможности эволюции, перерождения, самокоррекции путинской власти нельзя — она приняла свою единственно возможную конфигурацию и поменять ее не способна. Единственное, что можно сделать, — это создавать как можно больше независимых от нее анклавов. Что касается вечного аргумента «у них нефть» — России, кажется, давно уже пора попробовать выживать без нефти: от нее одно зло. Нефть — кровь Земли — приливает обычно, как крови и положено, к самым неблагополучным регионам: нефтяное процветание не спасло Россию, а затормозило ее развитие. Альтернативная Россия должна строиться не на нефти. Интеллектуальный прорыв — наш национальный спорт: этим мы удивляли мир лет триста, не подкачаем и теперь.
Не следует игнорировать ни один из видов протестного движения: у нас обычно радикалы называют народные гулянья или марши «щекоткой», а умеренные, напротив, клеймят радикалов провокаторами. Атака должна идти именно по всему фронту — сообразно темпераменту каждого; но это атака не силовая. Нам нужно не столько порицать власть, сколько переманивать от нее минимально вменяемых людей. Этот процесс уже идет, и конец режима уже виден. Хочется надеяться, что он обойдется по крайней мере без военной катастрофы, сравнимой с японской войной.
Веселее, храбрее, независимее, невозмутимее, умнее — вот главный лозунг момента; умнее — в первую очередь. И как можно меньше взаимной вражды: постоянная оглядка, жажда доминирования, непримиримость — черты неумных и несвободных людей. Главная, пожалуй, проблема российского населения — его чрезвычайная податливость, моральная и интеллектуальная неустойчивость, зависимость от доминирующего настроения и готовность большинства присоединиться к пассионарию. Думаю, это не всегда плохо: как только в воздухе запахнет чем-то новым — не таким нудным и трусливым, как путинизм, — народ стремительно начнет улучшаться. При власти, нацеленной на великие достижения и на социальный мир, российский народ демонстрирует чудеса изобретательности, мобилизованности и солидарности; от нас требуется лишь напомнить людям, что они могут быть лучше — и что Россия обречена быть великой. Из всех стран мира, по-моему, лишь она доказала способность быть либо великой, либо никакой.
