Хочет того наша власть или нет, Россия превращается в современное буржуазное общество. «Дух капитализма», о котором говорил еще М.Вебер, уже невозможно загнать в рамки авторитарно-феодальных порядков. Как и пятьсот лет назад, горожане так же недовольны узурпаторами-силовиками, как прежде – спесивыми аристократами, а назидательствующими священниками – как в былые времена папскими прелатами. И хотя принято считать, что Россия отличается от Западной Европы тем, что православная церковь веками услужливо пресмыкалась перед государством, тогда как католическая – ставила на колени императоров, это различие сегодня не очень важно. В то время, когда Лютер прибивал свои «95 тезисов» на дверях церкви в Виттенберге, и церковь, и государство олицетворяли власть, а европейский протестантизм – как и европейское антифеодальное движение – имели своей целью сделать их партнерами человека, а не его господами. И теперь, спустя пять столетий, можно признать: у европейцев это получилось.
Сегодня Россия стоит на пороге значимых перемен. Государство православных чекистов и церковь коммерствующих иерархов с каждым днем сливаются во все более прочном союзе. Месседж, который они несут обществу, сходен: упор делается на консерватизм и неизменность имеющихся институтов; общество воспринимается как кастовая структура, где социальные лифты существуют только внутри соответствующих сообществ; предпринимательство ассоциируется с авантюризмом, а труд не входит в число значимых добродетелей; наконец, продажность, коррупция и наследственность воспринимаются как данность. Прямые параллели с временами пятисотлетней давности выглядят очевидными: и тогда, и сейчас духовная и светская власть, военные и монахи – аристократы, а продуктивная часть общества – третье сословие, а вернее просто чернь. В таком отношении к большинству граждан современные российские власть и церковь каждодневно и ежечасно убеждают друг друга – убеждают и словом, и делом.
В то же время модернизирующееся общество и представители городского среднего класса требуют демократизации, разделения политической и экономической власти, распространения независимого суда и утверждения верховенства закона – то есть стремятся трансформировать лишь один из элементов консервативного порядка. При всем уважении к их усилиям, сложно не заметить, что они выбирают более сложную задачу, чем избрали их предшественники многие столетия тому назад. Ни одно народное восстание в Европе вплоть до XVII века не привело к изменению существовавшего строя – однако Реформация, начавшаяся так, что современным блоггерам оставалось бы только над ней посмеяться, за несколько десятилетий изменила лицо континента. История показывает: в союзе властей с церковью церковь является более слабым звеном, чем власть.
Сегодня это хорошо заметно. Российская власть, как и любая власть в любом обществе, изначально не рассматривается гражданами как средоточие всех человеческих добродетелей. В отличие от церкви. Поэтому раздаривание В.Путиным дорогих швейцарских часов чуть ли не первым встречным не вызывает в обществе и доли той реакции, как появление аналогичного хронометра на руке патриарха К.Гундяева. И уголовное преследование, например, безвинно пострадавшего С.Мохнаткина породило в обществе куда меньший резонанс, чем очевидно спровоцированное православными иерархами дело против участниц группы Pussy Riot. В последнее время только ленивый не говорит о том, что священнослужители «продаются» властям за определенные финансовые выгоды и послабления – но разве эти же упреки не могут быть адресованы тысячам мирян? От церкви общество ждет большего, чем от власти – и жестче разочаровывается.
Связь государства и церкви в таком традиционном обществе, которое пытаются строить в современной России, не должна никого удивлять. Обвинять власти в подкупе церковных иерархов, а церковь – в извлечении выгод из связей с правителями бессмысленно. Для обеих сторон это форма выживания, и она оставалась такой тысячи лет. Поэтому у современных сторонников модернизации России нет причины критиковать «смычку» церкви и власти – их надо критиковать по отдельности, причем каждую – в рамках собственной логики и системы аргументов. Примечательно, но ни кто иной, как сам Иисус, подсказывает этот подход, говоря: «отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу» (Матф., 22:21; Мк., 12:17, etc.).
России XXI века – и в этом формально можно согласиться даже с адептами нынешней власти – не нужно слепое копирование какого-либо опыта: западного или восточного. Но ей безусловно нужны модернизация светской власти и реформация православной церкви. И даже сложно сказать, какая из задач важнее.
Власть и церковь в России вопиюще несовременны. И если власть активно пытается создать видимость своего внешнего сходства с передовыми образцами (у нас есть и суды, и прокуратура, и чуть ли не электронное правительство, а в советах директоров госкомпаний представлены даже западные независимые директора – пусть даже руководителями судов становятся однокурсники одного члена тандема, а председателями советов крупнейших компаний сослуживцы другого), то церковь далека от этого как никогда. Причина понятна: чиновники извлекают свои доходы из сути своей деятельности, церковь основывается на форме. Поэтому В.Путин опаздывает к пасхальной службе на несколько часов, а патриарх приходит на его инаугурацию, видимо, с таким же запасом времени. Несовременность церкви сегодня более заметна, чем несовременность государства. Власть может принять закон, запрещающий пропаганду нетрадиционных сексуальных контактов, и это кажется многим допустимым, но та же история с Pussy Riot и их попыткой провести «панк-молебен» на солее Храма Христа Спасителя, вызывает больше вопросов.
В чем тут преступление? Ведь Писание прямо призывает петь в честь Господа и прославлять его музыкой: «Пойте Господу песнь новую… Хвалите Его со звуком трубным, хвалите Его на псалтири и гуслях; хвалите Его с тимпаном и ликами, хвалите Его на струнах и органе…» (Пс. 149:1; 150:3-4). Что оскорбительного в том, что женщина-христианка взошла на амвон? Разве не говорит ап. Павел в Послании к галатам: «все вы, во Христа крестившиеся, во Христа облеклись; нет уже иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе» (Гал., 3:26-28) [кстати, принцип безбрачия высшего духовенства и запрет служения женщинам также не вполне «христианские»: епископ, по мнению ап. Павла, «должен быть непорочен, одной жены муж» (1 Тим., 3:1), и тот же апостол в другом послании представлял римлянам «Фиву, сестру нашу, диакониссу церкви Кенхрейской» (Рим., 16:1-2). Форма обращения к Богу не может быть регламентирована теми, кто называет себя его служителями, так как они, даже если действуют из лучших побуждений, остаются людьми, а Апостолы учат своих последователей, что «должно повиноваться больше Богу, нежели человекам» (Деян., 5:29) – тем более что все священные книги наполнены утверждениями о том, что единственный главой христианской Церкви является Иисус Христос. В уже цитировавшемся выше Первом послании к Тимофею ап. Павел прямо утверждает: «един Бог, един и посредник между Богом и человеками, человек Христос Иисус, предавший Себя для искупления всех» (1 Тим., 2:5,6). Как говорится, остальные ответственные товарищи могут быть свободны.
Агрессивность позиции российских церковных иерархов определяется тем, что они понимают ограниченность контролируемого ими «ресурса». Ни одно общество не может обойтись без государства, которое обеспечивает согласование действий людей по отношению друг к другу. Но религия в гораздо меньшей степени требует «вертикали», так как таковая выстроена в отношении каждого конкретного верующего человека к Богу («Человек соотносится с Богом как с некоторой своей целью» – писал св. Фома Аквинский [«Сумма теологии», кн. I, часть 1, вопрос 1]). Истинная вера, говоря словами св. Августина, объединяет людей в сообщества, «скрепленные согласием относительно вещей, которые они любят» («О граде Божием», XIX, 24), а не ритуалами. Там, где процедуры и обряды становятся важнее веры, истинная религия умирает. А истинная христианская религия – я, может быть, скажу что-то странное – очень нужна сейчас российскому обществу, в последние столетия пережившему несметное количество невзгод.
Протестантизм вернул христианству его изначальные основы и примат веры над «добрыми делами» в качестве основания для спасения. России в наши дни крайне необходима такая же трансформация.
Противоестественно присуждать церковные награды людям, которые гордятся своей принадлежностью к спецслужбам, уничтожившим в ХХ веке миллионы лучших сынов и дочерей земли Русской. Бессмысленно строить богато убранные храмы в надежде на спасение тем, кто создал свои состояния на безудержном переделе собственности, преступая через трупы и не брезгуя обманом и грабежом. Трудно отделаться от мысли, что современная российская церковь очень схожа с католической церковью XV века – правда, тогда в Европе папские представители торговали индульгенциями на улицах, грозя жителям городов геенной огненной, а у нас совсем недавно взносы в Фонд Храма Христа Спасителя московские строительные организации вносили под страхом отлучения не от церкви, а от городского заказа. Напряженность в отношении части общества в церкви обусловлена, как и много столетий назад, появлением слишком большого числа посредников между человеком и Богом, канонов, противоречащих евангельским текстам и невиданной навязчивостью священнослужителей в утверждении своей «повестки дня».
В российской практике прокуратура впервые сослалась в деле Pussy Riot на церковные правила – в частности, установленные Трулльским собором 692 г. и признаваемые обязательными только православной церковью. Но большинство запретов и норм, составляющих современный церковный канон, прямо противоречат Библии – и именно на это поначалу указывали сторонники Реформации XVI века. Вера человека, ее степень и глубина не могут быть оценены другими людьми – вот основной тезис Реформации, который полностью соответствует одному из важнейших христианских принципов: «по вере вашей да будет вам» (Матф., 9:29). «Приговор» же будет объявлен на Страшном суде, а не в «частных определениях» служащих патриарших канцелярий. Тот же М.Лютер говорил в свое время: «Весь мир можно заполнить служением Богу, не только церкви, но и дома, кухни, мастерские и поля». Человек должен сообразовывать свои действия с христианским мировоззрением, а не с мнением того или иного священника. Что последовало за Реформацией, всем хорошо известно: новые оттенки обрел заложенный именно христианской религией принцип равенства; труд признается почетным; провозглашается принцип священства всех верующих, резко усиливается интерес к священным книгам и печатному слову; развиваются города, люди научаются противостоять тирании. Бог становится защитником человека перед лицом власти. У того же Лютера мы читаем: «А что, еcли князь неправ; обязан ли наpод последовать за ним? Нет, ибо против иcтины никто да не идет; Богу подобает более повиноваться, нежели человеку» (О светcкой власти и до каких пределов ей надлежит повиноваться, гл. III)». Комментарии, как говорится, излишни. Будь у нас такие пастыри, осмелился ли бы хотя бы кто-нибудь оспорить их моральное лидерство в метущемся обществе?
Ирония судьбы состоит в том, что ортодоксальная Восточная церковь изначально считала себя носителем высшей христианской мудрости, но сегодня православный канон отнюдь не выглядит воплощением свободомыслия – каковым, вне всякого сомнения, были первые христианские общины. Православная церковь стала частью сначала византийской, а потом и русской, государственности: недаром христианство установилось на Руси указом правителя, а не проникло в общество в результате свободного распространения идей или внешнего завоевания. К сожалению, реформирование церкви во времена Византии было невозможно (хотя его попытки – например, в виде движения иконоборцев, – отмечались), а в пост-византийский период константинопольские иерархи не имели былого влияния. В 1631 г. появилось т.н. «Восточное исповедание христианской веры (Orientalis confessio Christianae fidei)», приписывавшееся перу Кирилла Лукариса, патриарха Константинопольского, в 1638 г. казненного турецким султаном и посмертно преданного церковной анафеме; этот текст содержал практически все основные элементы реформаторского подхода, но оппозиция православной церкви западным христианским конфессиям (да и политические интересы) не позволили «восточной реформации» широко распространиться.
Однако сегодня эта задача вновь стоит на повестке дня. Разочарование в официальной религии усиливается – и последние скандалы лишь усилили его, но не породили. Несмотря на утверждения, что чуть ли не 80% населения России – это практикующие православные, реальное посещение церквей не выглядит таким всеобщим, а «альтернативные» христианские конгрегации завоевывают всё большую популярность. В Хабаровском крае, например, где РПЦ недавно открыла третий по размеру православный храм в России, в регионе у нее насчитывается 48 отделений, тогда как из 163 зарегистрированных в крае религиозных организаций 96 – протестантские. Деньги есть, а веры не хватает. В Приморье у протестантов 178 общин, у православных – 89. Реальный прирост паствы в подобных общинах идет в разы быстрее, чем у традиционного православия. Эти религиозные объединения дают своим участникам большее ощущение причастности к вере, чем к обслуживанию «государственных» интересов: примечательно, что один из руководителей российской церкви адвентистов седьмого дня, недавно… лишился своего поста, как утверждают источники, с формулировкой «за излишнюю близость к власти». В самой православной церкви тоже нет полного единства: противостояние реакционеров и реалистов в ней нарастает и будет нарастать. Наконец, возникают и новые православные Церкви – например, Украинская реформаторская православная церковь архиепископа С.Журавлева, проводящая в августе этого года свой IV обновленческий собой в Киеве и уже представленная на территории не только Украины, но также России, Белоруссии и Молдовы.
Процессы подобного рода будут идти, они не менее значимы, на мой взгляд, чем борьба за демократизацию государства – но при этом имеют даже больше шансов на успех: ведь реформаторство политическое предполагает слом государственной машины, тогда как реформаторство религиозное сводится скорее к выстраиванию новых структур и сетей, конкурирующих с прежними.
Более того; речь в данном случае идет не о принятии зарубежных практик, к чему значительная часть российских граждан относится с определенным сомнением, а о реальном «возвращении к основам», которое всегда встречается у нас с большим энтузиазмом. Православная религия в сегодняшней России, где официальная Церковь продалась авторитарному государству, имеет большие шансы пережить подлинный ренессанс, если предложит своей пастве наиболее аутентичное прочтение христианской доктрины, вернется к основам учения Христа и святых апостолов. И тогда, быть может, даже убежденные либералы осознают, что религия не противоречит ни демократии, ни прогрессу, ни развитию личности. И даже если наша страна и не поднялась до светской этики, о которой мечтали революционеры самого разного толка, то этику протестантскую она давно и наверняка заслужила.
Статья подготовлена специально для агентства гражданской журналистики "Метромск" и впервые опубликована на его сайте. В оформлении использован рисунок alexalexxx с сайта Патриофил.
Хочет того наша власть или нет, Россия превращается в современное буржуазное общество. «Дух капитализма», о котором говорил еще М.Вебер, уже невозможно загнать в рамки авторитарно-феодальных порядков. Как и пятьсот лет назад, горожане так же недовольны узурпаторами-силовиками, как прежде – спесивыми аристократами, а назидательствующими священниками – как в былые времена папскими прелатами. И хотя принято считать, что Россия отличается от Западной Европы тем, что православная церковь веками услужливо пресмыкалась перед государством, тогда как католическая – ставила на колени императоров, это различие сегодня не очень важно. В то время, когда Лютер прибивал свои «95 тезисов» на дверях церкви в Виттенберге, и церковь, и государство олицетворяли власть, а европейский протестантизм – как и европейское антифеодальное движение – имели своей целью сделать их партнерами человека, а не его господами. И теперь, спустя пять столетий, можно признать: у европейцев это получилось. 
